Глаз осознал истоки традиции наводить миражи. Он обнаружил себя смотрящим вовнутрь в сундуке фокусника, где мнимым стуком оканчивалось каждое начинание. Подлинный потолок этого подставного помещения перевёртывался непозволительно вдоволь. Иллюзия открывала крышку, нагибалась, присматриваясь, и скалилась со щитом или на щите. Муляж вокруг в потёмках оживал и принимал меры по становлению сутью. Наш герой, смотрящий кругом внутрь себя глаз, был выдающимся античником из катакомб. Он описал свой метод работы в Британской энциклопедии: «Наугад беру головоломные тексты, но уверенно отбрасываю миф и провожу экспресс-всплывание на поверхность в течение десятилетий. За десять лет я насчитал около сотни новых книг!» По задумке автора, здесь наступал катарсис. Теорию катарсиса принято в приличном обществе объяснять на пазлах. Катарсис существовал ещё во времена Аристотеля, но стал ли он с тех пор нашим предметом? Пазлы стремятся один к другому и обнаруживают самих себя в своём сцеплении. Существует ли ли глаз вне сцепления многих? Существует ли одиночество? Эти молекулы перемещаются в общности. Однако позвольте, должны же быть образные структуры языка? За каждой картинкой слова он лезет в карман, и достаёт оттуда внутренние формы, которые до неприличия всё здесь заполонили. Подобное к подобному составляет конгломерат. Конгломерат покоится на основаниях. Они вносят вклад, но поворот не осуществлён. Достаточно ли у отдельно стоящих пазлов самобытности для суждений о сути? Просветители в этом усомнились, потому что предмет попадает в разные ситуации. Есть, стало быть, красота объективная и контекстуальная. Человек прекрасный для бега отличается от человека прекрасного для поднятия тяжести. Только ли объект выносит эти суждения? Или они вылупляются из суммы слитых молекул? Вот мы и вышли на понятие эстетического вкуса, введённое Бальтасаром во времена египетские. Фигура и фон, суть и среда, пусть его все фрагменты выскажутся о своём материале. Начнём же от Индии, и с Востока проделаем этот привычный Мировому Духу путь, и обретём свою золотую медаль на высоком научном уровне. Нас ознакомит предисловие, и будет славно и нам, и тогдашним авторитетам. Вместе с определённой гордостью испытаем и вселенский ужас крушения в тёмную бездну намысленного богатейшего материала этих негодников. Останется ли пазл посреди снежной пустыни пазлом, или это лишь его роль как читателя книги и историка сопряжений? И даже если так, то что об этом скажут в Англии?